На следующее утро я отправилась на пробежку. В конце подъездной аллеи к своему дому я повернула направо по дороге и, пробегая мимо припаркованного у бордюра белого фургона, крикнула Эмме, которая вырвалась вперед, чтобы она подождала меня, прежде чем перебегать следующую улицу.
Все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы Эмма остановилась, и я не заметила, как открылась боковая дверца фургона. Когда я проходила мимо, то краем глаза увидела крупное тело в темной одежде и лыжной маске, которое бросилось на меня. Я шарахнулась в сторону, нога моя подвернулась и попала на какой-то камень. Я сильно ударилась о бордюр, прикусив язык, стукнувшись подбородком и сбив руки о шершавый тротуар.
Пока я пыталась подняться, чья-то рука схватила меня за лодыжку и потащила назад. Я вцепилась в асфальт ногтями и пыталась отбиваться левой ногой. На мгновение я освободилась и встала на колени, готовая бежать. Но потом большая ладонь зажала мне рот, другая рука обхватила меня, подняла и прижала к крепкому торсу. Рука на лице вжимала мою голову в плечи, а вторая выдавливала воздух из моей груди. Человек начал пятиться назад. Мои пятки волочились по тротуару. Через дорогу к нам с лаем бросилась Эмма.
Я хотела закричать, хотела отбиваться, но была парализована страхом. Перед глазами было только улыбающееся лицо Выродка, а в спину мне упиралось дуло его пистолета.
Мы были уже возле фургона. Мужчина перенес вес тела на одну ногу и крепче прижал меня к себе, словно собираясь шагнуть на ступеньку машины. Я вспомнила, как Выродок закрыл за мной дверцу, обошел фургон спереди, сел…
Соберись, черт бы тебя подрал! У тебя есть секунды, всего несколько секунд! Не дай ему затянуть себя в фургон!
Я укусила руку, зажимавшую мой рот, и пнула похитителя. Послышался глухой стон. Я изо всех сил замолотила локтями, попав, думаю, ему куда-то в область подбородка. Он оттолкнул меня так сильно, что я выскользнула и упала на край бордюра, ударившись виском. Было жутко больно, тем не менее я все-таки перевернулась на спину. Когда мужчина снова бросился на меня, я начала орать во весь голос и при этом умудрилась лягнуть его в живот. Он застонал, но все равно попытался схватить меня.
Я каталась из стороны в сторону, била его по рукам и вопила:
— Помогите! Кто-нибудь… помогите!
Я услышала рычание и лай. Мужчина выпрямился.
Эмма вцепилась ему в ногу, и он пытался отбиться от нее.
— Не смей трогать мою собаку, грязный ублюдок!
По-прежнему лежа на земле, я приподнялась на локтях и с силой ударила мужчину ногой в пах. Он согнулся, со стоном отшатнулся, хватая ртом воздух, и упал на колени.
— Немедленно отпустите ее! — закричала какая-то женщина.
Мужчина, покачиваясь, поднялся на ноги и попытался проскочить мимо меня в фургон, но Эмма продолжала держать его за брюки. Я схватила его за вторую ногу. Он сбросил нас обеих и забрался в машину. Эмма едва успела отскочить в сторону, когда она рванула с места, взвизгнув шинами по асфальту. Я пробовала рассмотреть номера, но перед глазами все плыло, да и уехал он очень быстро.
Я дышала так, будто меня только что душили. Я поднялась на колени и, оглянувшись через плечо, с трудом узнала свою соседку, которая бежала к нам с телефоном в руке. В глазах у меня потемнело, и я снова повалилась на тротуар.
— Как она? В порядке?
— Полиция уже едет сюда.
— О боже, что произошло?
Я хотела ответить на все эти вопросы, но тело мое неконтролируемо вздрагивало, дыхание было частым и затрудненным, и я до сих пор не могла сфокусировать изображение в глазах. Эмма терлась мне о щеку, а ее теплый язык облизывал мне лицо. Кто-то оттеснил ее в сторону, потом женский голос произнес:
— Вы можете сказать, как вас зовут?
— Энни. Меня зовут Энни.
— О’кей, Энни, помощь уже в пути, продержитесь еще немного.
Сирены. Люди в форме. Кто-то набросил на меня одеяло. Я отвечала на вопросы урывками:
— Мужчина… темная одежда… белый фургон.
Снова сирены. Затем униформа на людях вокруг меня поменялась.
— Где болит, Энни?
— Попробуйте сделать несколько глубоких вдохов.
— Мы сейчас зафиксируем вашу шею.
— Назовите дату своего рождения.
Прикосновения рук к моему телу. Чьи-то пальцы на моем запястье. Выкрикиваются какие-то цифры. Когда меня укладывали на носилки и пристегивали к ним, я узнала прозвучавший рядом голос:
— Это моя племянница, пропустите меня.
Надо мной склонилось озабоченное лицо тети Вэл. Я схватила ее за руку и залилась слезами.
Она поехала со мной в больницу.
— Энни, все будет хорошо. Марк звонит твоей маме, так что она встретит нас в больнице, — он остался, чтобы отвезти Эмму домой.
После этого я плохо помню: осталось только ощущение быстрой езды и ее руки в моих пальцах.
В больнице у меня снова началась гипервентиляция легких, — слишком много громко кричащих людей, детский плач, яркие огни ламп, вопросы медсестер, — так что меня уложили в комнату для осмотра дожидаться доктора, но я все равно могла видеть тетю Вэл и копов, разговаривающих с медсестрами.
Я начала считать панели на потолке. Вошла медсестра, заставила меня сжать ей руку, потом измерила давление и проверила мои зрачки. Я продолжала считать.
Наконец приехал доктор и снова задал мне все те же вопросы — я считала не останавливаясь. Когда они отвезли меня в рентген-кабинет, я считала там аппаратуру. Когда они снова вернули меня в ту же комнату и копы стали задавать свои вопросы — во что был одет тот мужчина, его рост, марка фургона, — я начала считать быстрее. Но когда вошел крупный мужчина в халате и неожиданно потянулся к моей руке, я начала кричать.