Похищенная - Страница 59

На ослабевших ногах я пошла в хижину, крепко обнимая себя руками за плечи. Мои глаза были загипнотизированы зрелищем рукоятки топора, торчавшей в небо, и кровавой лужей вокруг его головы.

Добравшись до хижины, я сорвала пропитанное потом платье, а потом включила душ, пока вода не стала такой горячей, что почти обжигала мою кожу. Отчаянно дрожа, я села в ванну, подтянула колени к подбородку и крепко обхватила их руками, чтобы сдержать судорожные сокращения мышц. Вода потоками лилась на мою склоненную голову, словно в каком-то обряде яростного духовного очищения, а я сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, и пыталась осмыслить то, что только что сделала. В моей голове не укладывалось, что он действительно умер. Чтобы убить такого человека, необходима была серебряная пуля, крест, да еще и осиновый кол в сердце. А что, если он все-таки не умер? Мне нужно было пощупать у него пульс. А что, если как раз сейчас он направляется в хижину? Несмотря на лившиеся на меня потоки горячей воды, я содрогнулась.

Ожидая, что он вот-вот может наброситься на меня, я медленно открыла дверь в ванную, и волна пара вырвалась в пустую комнату. Потом медленно подняла платье с пола и надела его через голову. Медленно подошла к двери на улицу. Медленно приложила ухо к холодному металлу. Тишина.

Я попробовала ручку, молясь, чтобы она не захлопнулась, когда я закрывала дверь. Ручка повернулась. Я приоткрыла дверь на несколько сантиметров и выглянула. Его тело оставалось все в той же позе посреди поляны, но солнце уже сдвинулось, и теперь рукоятка топора отбрасывала тень, как солнечные часы.

На согнутых напряженных ногах, готовая в любой момент броситься наутек, я начала подкрадываться к нему. Через каждые пару шагов я останавливалась, прислушиваясь к любому звуку, приглядываясь к малейшему движению.

Когда я наконец добралась до него, тело с подмятыми под него руками показалось мне каким-то неуклюжим, а неловкая поза делала его меньше.

Затаив дыхание, я протянула руку к его шее с противоположной от кровавого ручья стороны и пощупала пульс. Он был мертв.

Я медленно попятилась, села на крыльце в кресло-качалку и попыталась сообразить, каким должен быть мой следующий шаг. В ритме каждого движения кресла в голове моей крутились одни и те же слова: Он мертв. Он мертв. Он мертв. Он мертв. Он мертв.

Жаркий летний день клонился к вечеру, и наша поляна выглядела идиллически. Мягко журчала речка, успокоившаяся после бурных весенних дождей, время от времени слышалось пение птиц — дрозда, ласточки или голубой сойки. Единственным признаком совершившегося здесь насилия было жужжание быстро растущей стаи мух, покрывавших рану и лужу крови. В памяти всплыли его слова: «У природы есть свой план».

Я была свободна, но не чувствовала этой свободы. До тех пор пока мои глаза видели его, он продолжал для меня существовать. Я должна была что-то сделать с его телом. Но что?

Велико было искушение сжечь этого негодяя, но дело было летом, на поляне было очень сухо, и я не хотела, чтобы из-за меня начался лесной пожар. Сделать яму в сухой и плотной земле, чтобы закопать его, было практически невозможно. Но и оставить его просто так я тоже не могла. Даже после того как я убедилась, что он умер, умер окончательно и бесповоротно, сознание мое отказывалось воспринимать тот факт, что он уже не может причинить мне вред.

Сарай. Я могу запереть его в сарае.

Вернувшись к телу, я обшарила его карманы в поиске ключей. Сжав зубы, я схватила его за лодыжки, но тут же бросила, почувствовав тепло его кожи. Я не знаю, сколько времени уходит на то, чтобы тело остыло, — к тому же он лежал на солнце, — но это напугало меня настолько, что я во второй раз проверила его пульс.

Снова взяв его за лодыжки и стараясь не обращать внимания на их тепло, я попыталась оттащить его назад, но смогла сдвинуть только так, что тело соскользнуло с круглого чурбака, а когда оно ударилось о землю, ручка топора, торчавшего у него из головы, закачалась. Я проглотила подкатившую к горлу горечь, повернулась к нему спиной и попыталась потащить его так. Я сдвинула его всего на полметра, когда вынуждена была остановиться и передохнуть, — платье мое было уже влажным, а пот заливал глаза. Хотя сарай был не так и далеко, с таким же успехом он мог находиться на другом конце поляны. Оглянувшись в поисках выхода, я заметила тачку.

Я подкатила ее к телу и взяла себя в руки, набираясь решимости прикоснуться к его коже. Стараясь не смотреть на топор, я схватила его за плечи и сумела вытащить его руки из-под тела. По-прежнему отводя глаза, я подхватила его под мышки и, упершись в землю, едва не упала, пытаясь поднять его, но мне удалось сдвинуть его всего на несколько сантиметров. Расставив ноги, я встала над ним и попробовала приподнять его, держа под грудью, но смогла поднять только на полметра, после чего руки мои начали бешено трястись от напряжения. Он мог бы попасть в тачку, только если бы вдруг ожил и сам забрался туда.

Стоп. Если бы у меня было что-то, на что я могла бы перекатить тело, что-то, что могло бы скользить по земле, тогда я могла бы потащить его. Коврик перед кроватью был недостаточно гладким для этого. Я не заметила возле кучи дров брезента, но он точно должен где-то быть, возможно, в сарае.

Перепробовав пять ключей из огромной чудовищной связки, я сумела открыть висячий замок. На это ушло некоторое время, потому что руки у меня тряслись, как у взломщика на первом деле.

Я почти ожидала увидеть здесь тушу оленя, подвешенную к потолку, но его нигде не было видно, зато на полке над морозильной камерой я нашла оранжевый брезент. Расстелив его рядом с телом, я задумалась над тем, как я собиралась перекатывать его с топором в голове.