Похищенная - Страница 55

— Я уверена, что отдала их тебе, когда ты снова переезжала к себе.

— Я такого не помню, к тому же я искала целый вечер…

Я подождала еще пару секунд, но она не предложила никакого объяснения пропажи фотографий, после чего стало ясно, что она и не собирается делать этого, пока я не прижму ее к стенке. Но у меня был еще один вопрос, и я уже научилась расставлять приоритеты в своей борьбе с мамой. По сравнению с этим русская рулетка — не такое уже рискованное мероприятие.

— Мама, а ты когда-нибудь вспоминаешь отца и Дейзи?

В трубке раздалось сердитое сопение.

— Конечно, вспоминаю. Дурацкий вопрос. И все-таки, что ты там ела? Эти супы из банок, которыми ты питаешься, — не еда. Ты продолжаешь худеть.

— Мама, я пытаюсь поговорить с тобой о других вещах.

— Мы об этом уже поговорили…

— Нет, не поговорили. Я очень хотела поговорить, потому что я постоянно о них думала, особенно когда была там, в горах, но как только я завожу этот разговор, ты либо меняешь тему, либо говоришь только о занятиях Дейзи фигурным катанием и все ее…

— Зачем ты это делаешь? Ты стараешься причинить мне боль?

— Нет! Я просто хотела… В общем, я думала… из-за того что я потеряла дочь и ты потеряла дочь… я думала, что мы могли бы поговорить, и, может быть, ты смогла бы заглянуть в себя и подсказать, как мне справляться с этим.

Заглянуть в себя? Господи, что я выдумываю? Самое глубокое, во что когда-либо заглядывала эта женщина, был стакан с водкой.

— Не думаю, что смогу тебе чем-то помочь, Энни. Ребенок, который был у тебя… это совсем другое дело.

Пульс у меня зашкалило, а голос превратился в сталь.

— Это еще почему?

— Ты этого не поймешь.

— Не пойму? Вот ты и объясни, почему смерть моей дочери нельзя сравнивать со смертью твоей. И так, чтобы я это поняла!

От ярости голос мой дрожал, а рука так сжала трубку, что заболели пальцы.

— Ты передергиваешь. Конечно, то, что произошло с твоим ребенком, — это трагедия. Но ты не можешь сравнивать это с тем, что случилось со мной.

— Ты хотела сказать, с тем, что случилось с Дейзи?

— Как это на тебя похоже, Энни: я звоню пригласить тебя на обед, и все это в итоге оборачивается одной из твоих атак на меня. Честно говоря, мне иногда кажется, что ты просто ищешь способы, как представить себя несчастной.

— Если бы это было так, я проводила бы больше времени с тобой, мамочка.

Ее возмущенный вздох был прерван громким стуком брошенной мною трубки. Злость выгнала меня на улицу вместе с Эммой, но через полчаса бега мой пыл поугас, и я представила себе следующий телефонный звонок. Звонок, в ходе которого Уэйн расскажет мне, что я сильно обидела свою мать, что теперь она просто не находит себе места, что мне необходимо извиниться и постараться лучше ее понять, — она не только моя мать, единственная, другой в этой жизни у меня не будет, но и просто несчастная женщина, которой пришлось столько пережить. Тем временем я буду сидеть и думать: «А какого черта она сама не может попытаться меня понять? А как насчет того, что пришлось пережить мне?»

После того как мой ребенок умер в горах, я проснулась, увидела перед собой сложенное одеяльце, и из моей груди сквозь платье начало сочиться молоко — она как будто оплакивала ее. Даже мое тело отказывалось воспринимать ее смерть. Когда Выродок заметил, что я не сплю, он подошел, сел на кровать и погладил меня по спине.

— Я принес тебе немного льда для лица.

Он положил пакет со льдом возле моей головы.

Я проигнорировала это и, повернувшись, села к нему лицом.

— Где мой ребенок?

Он опустил глаза в пол.

— Мне жаль, что я кричала на вас, но мне не нужно ее одеяло, мне нужна она. — Я соскользнула с кровати и встала перед ним на колени. — Пожалуйста, я умоляю вас! Я сделаю все, что угодно. — Он по-прежнему не смотрел на меня, поэтому я передвинулась так, чтобы мое лицо оказалось прямо у него перед глазами. — Все, что вы пожелаете, только скажите мне, куда вы положили… ее. — Мои губы отказывались произнести ее тело.

— Не-е-ельзя всегда получать все, что хочешь… — напел он в ответ несколько тактов известной песни «Роллинг Стоунз».

— Если в вас есть хоть капля сострадания, вы скажете мне…

— Если во мне есть хоть капля сострадания? — Он вскочил с кровати и принялся расхаживать по комнате. — Разве я много раз не доказывал, насколько я сострадательный? Разве я не был всегда готов прийти к тебе на помощь? Разве я до сих пор не продолжаю делать это, даже после всех этих ужасных вещей, которые ты мне наговорила? Я принес тебе ее одеяло, чтобы ты могла найти какое-то утешение, а тебе нужна только она? Она покинула тебя, Энни. Неужели ты этого еще не поняла? Она покинула тебя, а я остался. — Я судорожно закрыла ладонями уши, чтобы не впускать в них эти жуткие слова, но он развел мои руки и сказал: — Она умерла, умерла, умерла, и если ты будешь знать, где она лежит, это тебе не поможет.

— Но она ушла так быстро, я просто хотела… мне нужно только… — Попрощаться с ней.

— Тебе не нужно знать, где она, ни сейчас, ни потом. — Он придвинулся ближе ко мне. — У тебя по-прежнему есть я, и значение имеет только это. А прямо сейчас тебе пора готовить мне обед.

Как я собираюсь это сделать? Как я собираюсь пережить следующую…

— Пора, Энни.

Я ошеломленно уставилась на него.

Он щелкнул пальцами и показал в сторону кухни. Я сделала всего несколько шагов в том направлении, когда он сказал:

— Сегодня вечером ты можешь получить к обеду дополнительный кусочек шоколада.